Наверное, у него сделалось такое выражение лица, что всё стало понятно без слов…
— Вот видишь, как просто! — Сандер улыбнулся. — Она хорошая.
— Что ж… — Хаген чуть помедлил. — Спасибо тебе. Ты первый отнесся ко мне… э-э… по-человечески. Первый за всё время, что я здесь под своим именем и с собственным лицом…
— Вот дурень! — сказал чей-то голос немного сварливо. Хаген резко обернулся и увидел Джа-Джинни: крылан сидел на носу «Невесты ветра», свесив ноги — неподвижный, он сливался с окружающей тьмой и мог бы ещё долго оставаться незамеченным. — А чего ещё ты ждал после того, как всех нас обманул столь эффектным образом?
Человек-птица потянулся, разминая затекшие плечи.
— Молчишь? Хе-хе…
— У меня не было другого выхода, — пробормотал Хаген, радуясь, что в темноте не видно, как он покраснел. — Я…
— Да тебя никто не винит, дурья башка! — перебил крылан, добродушно посмеиваясь. — Если бы дело было в этом, пришлось бы извиниться, разок-другой угостить ребят в таверне поприличнее — только и всего. Грейди был новым матросом, ещё не успел ни с кем сдружиться и не усвоил, видать, что капитан не шутил насчет наказания за беспробудное пьянство…
— Я сам его напоил, — ввернул пересмешник, которому вдруг захотелось быть честным. — Он бы не стал…
— Эй, ты бы выслушал меня до конца, а? Вот так-то. Я хотел сказать, что на тебя никто не держит зла, но… э-э… скажем так, твои способности слишком… слишком…
— Пугающие, — подсказал Сандер.
— Вот именно! — Джа-Джинни обернулся, и Хаген вдруг подумал, что человек или магус не сумел бы повторить это обманчиво-простое движение без риска свернуть шею. Бирюзовые глаза крылана в темноте слабо светились. — Тебя боятся.
— Меня? — фыркнул магус. — Меня?! На фрегате, которому нет равных, где в капитанах Феникс, помошником у него — крылан, а боцманом — гроган, боятся какого-то несчастного оборотня? Что-то не верится…
— Ну… — Джа-Джинни отвел взгляд. — Ты сам всё сказал, оборотень. Видишь ли, хоть на борту «Невесты ветра» и впрямь собралось очень много необычных… э-э… личностей, ты стоишь особняком. Люди не знают, чего от тебя ждать. Ты продемонстрировал им, что можешь надеть чужое лицо, и теперь каждый в глубине души опасается, что ты посягнешь на его драгоценную физиономию. В этом мало приятного.
Хаген ничего не сказал, и после недолгой паузы крылан прибавил:
— Я, к примеру, всегда буду таким, какой есть. То же самое относится к Бэру, раз уж ты о нем вспомнил. А капитан… хм, у него несколько лиц, и все они хорошо известны команде. — Пересмешник мысленно отметил, что ему-то как раз известны только два: Крейн-пират и Крейн-Феникс. Выходит, есть ещё? Любопытно. — У тебя же, дружище, лиц бесчисленное множество, я прав?
В голосе Джа-Джинни магусу послышалось лукавство, и неожиданно он понял: это вызов! Его гордость мгновенно взяла верх над прочими чувствами.
— Крыланом я стать не сумею, даже если очень захочу… — проговорил он негромко. — Равно как и гроганом. Нужно, чтобы человек, в которого я собираюсь перевоплотиться, был примерно одного со мной роста и телосложения, а это значит…
— …что тебе по силам изобразить любого из доброй трети нашей команды, включая и капитана, — перебил человек-птица. — Я ни на миг не усомнился в твоих способностях. Не знаю, как ты это делаешь, и не хочу знать. Запомни одно: тебе доверяют, потому что во всем полагаются на выбор капитана и «Невесты ветра», и если попадешь в беду, тебя спасут… если сумеют, конечно. Но их дружбу надо заслужить, понимаешь? И тогда холодность исчезнет, тебя перестанут бояться. Может, даже начнут гордиться тем, что ты один из нас.
Хаген медленно кивнул: он вспомнил рассказ Сандера о том, как на борту «Невесты» появилась целительница. За спасение юнги её полюбили так, что никто и не вспоминал о старинном обычае. Что ж, оставалось согласиться с крыланом и ждать своего шанса, хотя Хаген отлично понимал: совершить что-нибудь этакое ему будет сложнее, чем Эсме. Разве что Крейну понадобятся услуги шпиона? «Потерпим, — сказал пересмешник сам себе. — Заступница любит терпеливых». Он хотел поблагодарить Джа-Джинни, но тот неожиданно расправил крылья и бесшумно ринулся во мрак.
Сандер устроился на носу и принялся наигрывать тихую печальную мелодию. Беседовать он больше не желал, да Хагену и самому хотелось о многом поразмыслить в тишине. Отыскав для себя местечко поудобнее, пересмешник лег на спину и стал наблюдать за движением звезд.
И всё-таки как странно всё сложилось! В детстве он мечтал сделаться навигатором — а кто об этом не мечтает? — и упрямо не слушал родных, в один голос твердивших, что в их семействе этот дар отчего-то встречается крайне редко, а потому не стоит тратить силы на пустые грезы. Чуда не произошло, он так и не устышал голос фрегата, хотя в конце концов стал моряком и даже сделал то, что многим не удается.
Было страшно вспоминать, как однажды он проснулся с ощущением, что вот-вот произойдет нечто ужасное…
…Была глубокая ночь, матросы крепко спали. Храпел огромный боцман, изредка бормоча что-то на непонятном языке; юнга во сне хмурился, как будто с кем-то спорил.
Пересмешник осторожно пробрался к выходу.
Ночью ему снилась всякая тревожная чепуха: отряд древесных големов маршировал по песчаному берегу и пел нестройным хором фривольную матросскую песенку, капитан Крейн превратился в Феникса и взлетел на эфемерных крыльях, а потом на палубу «Невесты ветра» взобралась русалка и принялась декламировать стихи. От стихов она перешла к более любопытной вещи: Хаген точно знал, что морская тварь рассказывала истории из утерянной книги основателей, но, проснувшись, не мог вспомнить ни слова.