В скором времени, однако, Эсме удивила его ещё раз: она целеустремленно шла вперед, всякий раз на развилках без колебаний выбирая один из путей — как будто совершенно точно знала, куда направляется. Пересмешнику оставалось лишь безропотно следовать за девушкой, превратившейся из спутницы в проводника, и гадать, что ждет его впереди. Они забрели так далеко, что вокруг уже не было видно ничего, кроме плавучих лавок под плетеными навесами — и внезапно девушка остановилась, пробормотав себе под нос: «Вот же он!» По взгляду, брошенному искоса, Хаген понял: Эсме почти что забыла о его присутствии и теперь решает, не отправить ли помощника восвояси. Опять тайны! Он уж было решил откланяться, но опоздал на миг — девушка кивком попросила его следовать за ней.
На плотике, который отличался от прочих разве что малыми размерами, располагалась всего одна лавка; её владелец скучал и на посетителей внимание обратить не соизволил. Сухощавый, узколицый и темнокожий, он напомнил Хагену вяленую рыбу-иглу, а товар, разложенный на прилавке, наводил на мысли о том, что кое-кто прошелся по берегу после шторма, подобрав то, что волны сочли негодным.
— Доброго дня! — вежливо поздоровалась Эсме, но в ответ получила лишь еле заметный кивок. — Это ведь лавка Амэра, знатока древностей?
— Да, — скрипучим голосом ответил торговец, уставившись на целительницу. Правый глаз у него слегка косил. — Я и есть Амэр. Чего вам нужно?
— Один человек… — Эсме чуть покраснела. Под «человеком» следовало разуметь Лайру Арлини, понял Хаген. — Один человек мне рассказал, что во всем городе только Амэр сумеет распознать по виду старой вещи её возраст и истинную стоимость. Дескать, ему достаточно всего лишь взгляд бросить…
— Вранье это, — перебил торговец. — Чтобы вещь услышать, её нужно в руках подержать, пощупать. Тогда только она говорить начнет, да все свои секреты и расскажет. А люди болтают незнамо что!
— Вот как… — Мгновение девушка колебалась, потом потянула с шеи зеленый шелковый шарф, с которым никогда не расставалась, и спросила: — Что вот эта вещь говорит?
Амэр поджал узкие губы, явно намереваясь сказать в ответ какую-то грубость, но тут его взгляд упал на лоскут ткани в протянутой руке — и на рыбьем лице появилось выражение безграничного изумления. В мгновение ока торговец выскочил из-за прилавка и оказался рядом с девушкой.
— Небеса и боги… — пробормотал он на манер тех жителей Востока, что поклонялись не Заступнице, а бесчисленным звездам. — Боги всемогущие! Откуда оно у тебя, девушка?
— Досталось по наследству, — лаконично ответила Эсме. — Теперь вот хочу узнать, какова его истинная ценность.
— Ценность, говоришь? — Амэр хихикнул. — Позволь, я кое-что покажу, а потом всё растолкую…
Он расправил шарф, взмахнул им, а потом подбросил в воздух и, поймав за противолежащие углы, с силой дернул в разные стороны. Эсме ахнула, но с изумрудно-зеленой тканью ничего плохого не случилось.
— Гляньте-ка на это!
По краям шарфа проступили темные полосы, почти сразу превратившиеся в витиеватые узоры из переплетенных цветов и листьев, необычайно красивые и завораживающие своей сложностью. По зеленому шелку побежали серебристые искорки, и неприметная вещица, на которую Хаген в последние недели и внимание обращать перестал, вдруг сделалась слишком уж роскошной для целительницы. Чудеса, да и только…
— Они скоро пропадут, — сказал Амэр, бережно возвращая шарф хозяйке. — Захочешь ещё раз полюбоваться — ты видела, что надо делать, это несложно. А теперь про его ценность… — Торговец взмахнул рукой, как будто желая охватить всю рыночную площадь. — Нет здесь ни одной вещи, которая с ним сравнилась бы по древности. Я так полагаю, твоё наследство соткано в одном из тех южных городов, что ныне обратились в прах… и было это в те времена, когда искусники из клана Ласточки творили чудеса, делая неживое живым!
— Клан Ласточки… — прошептала Эсме чуть слышно. «Южные города? — подумал Хаген. — Тогда ему триста лет, не меньше!» Такой долгий срок даже не воспринимался как что-то истинное. Быть может, торговец их обманывает?
— И поэтому, — продолжал Амэр, — стоит он уж никак не меньше шести сотен золотых. Ты целое состояние носишь с собой, милая.
Сумма была попросту сказочная, и Хаген едва не расхохотался, но знаток древностей и не думал шутить.
— Я правду говорю, — сказал он, будто прочитав мысли пересмешника. — Какой прок лгать? Хотел бы обмануть, оценил бы его в три гроша — и всё тут.
— Спасибо за помощь, — тотчас же проговорила Эсме. Взгляд её сделался озадаченным: девушка как будто вспомнила что-то странное, и никак не могла поверить, что воспоминание правдиво. — Как нам тебя отблагодарить, добрый человек?
— Это я тебя благодарить должен! — Амэр впервые за весь разговор улыбнулся искренне и широко. — За добрых полвека такие вещицы попадали мне в руки едва ли три-четыре раза. Да, бывали раньше у меня удачи… теперь вот одно барахло…
Хаген посмотрел на прилавок снова, внимательнее, и его потянуло к разбросанным в беспорядке безделицам, как будто среди них таилось что-то очень важное. «Барахло? Как сказать. Не так уж ты прост, старик…» Пересмешник протянул руку к товару, искоса взглянув на Амэра, но тот сохранил невозмутимое лицо.
Десяток простеньких колец с поцарапанными, потускневшими камнями; гребни для волос, один — довольно симпатичный, с пестрой бабочкой, но половина зубьев обломана; серьга без пары; большая серебряная брошь странного вида — вроде глаза с крыльями…