Почему? Он хотел бы знать…
— Слушаю и повинуюсь, Ваше Высочество.
Красивое лицо Ризель осталось бесстрастным, словно маска; принцесса как будто знала наперед, что он не станет сопротивляться. Пересмешник неожиданно вспомнил, какие противоречивые чувства испытал много лет назад, впервые услышав о цвете волос наследницы престола: оказывается, не он один получил от судьбы такой «подарочек»… но уж её-то точно никто из-за этого не бил, не называл тем словом, хуже которого просто ничего не может быть. «Я прав, Ваше Высочество? Жаль, мне никогда не хватит смелости об этом спросить вслух…» А ведь именно белые волосы и брови делали её прекрасной: на этаком фоне даже бледная кожа казалась темной, голубые глаза — огромными и светящимися. Красота Ризель была странной — она словно не принадлежала ни к земным детям, ни к небесным.
Принцесса смотрела на Хагена, почти не мигая, и он чувствовал себя стрелой, замершей в полете: тщательно продуманный план рухнул, ферзь превратился в пешку… что с того? Ему хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно.
— Ты отыщешь для меня одного человека и передашь ему несколько слов, — сказала Ризель ровным голосом. Наверное, она так приказывала слугам — спокойно, равнодушно, без мысли, что кто-то может ослушаться или хотя бы подумать о непослушании.
— И всё? — Хаген не сумел скрыть удивления и даже ощутил себя уязвленным. — Слишком просто, Ваше Высочество. Я уж было решил, вы собираетесь отправить меня с посольской миссией к морской матери.
— Не радуйся раньше времени. — На тонких губах впервые мелькнуло подобие улыбки. — Этого человека будет очень нелегко разыскать. Возможно, он не захочет тебя слушать или, выслушав, не поверит ни единому слову. Приуныл, да? Не исключено, он тебя попросту убьет.
— Хм. Вы меня заинтриговали, принцесса. Что ж, я отыщу этого человека, будь он хоть сам неуловимый капитан Крейн!
Великий Шторм подсказал ему это имя, не иначе…
Кто бы из людей или магусов ни сказал, что, увидев один город Окраины, считай, видел их все — он ошибся. Да, Кеттека, Ямаока, Марейн и даже Лейстес походили друг на друга пестротой лиц, одежд, товаров и разноголосым хаосом рыночных площадей, где южанин и северянин понимали друг друга с полуслова; но всё-таки была в этом странном ожерелье островов, разделявшем владения магусов и принадлежавшие меррам южные моря, редкостная по своей красоте жемчужина — Каама, город-на-воде.
Капитаны, хоть раз побывавшие в здешних местах, уже не могли забыть их необыкновенную красоту. Хрустальная толща воды оставалась удивительно прозрачной даже при сильном ветре, а потому корабли шли ровно, спокойно, не опасаясь зацепить дно или риф — да их и не было здесь совсем! Каменные «ворота», охранявшие вход в бухту, словно вытесал когда-то в глубокой древности великан — кто знает, может быть, основатели постарались? — и она превратилась в настоящую крепость. Одна беда — земли для города маловато, сплошные отвесные скалы да бесплодный берег…
Полторы сотни лет прошло с тех пор, как оставшийся безымянным рыбак построил первый дом на воде. Ему пришлось немало потрудиться, чтобы раздобыть подходящее дерево, зато в камне недостатка не было — и новые дома возводились уже на прочном фундаменте из массивных гранитных глыб. Каама росла медленно, но в этом и крылся один из её секретов: когда Великий шторм спохватился, городок встретил его во всеоружии и первую битву выстоял без потерь. Потом потянулся народ, и за каких-то десять лет Каама превратилась в самый большой порт Окраины… хотя важнее было другое. Посреди рукотворных островов и каналов, ходить по которым могли только узкие и длинные лодочки, посреди прозрачных вод и головокружительно высоких скал родилось нечто неназываемое, заставлявшее говорить об этом городе с благоговейным придыханием: о-о, Каама!
Шли годы. Войны начинались и затихали; Великий шторм то и дело пробовал на прочность город-на-воде; старые дома ветшали и рушились, на их месте строились новые. Чем дальше уходил фрегат от Хрустальной бухты, тем причудливей становились слухи о Кааме — дескать, её кварталы-островки по ночам дрейфуют, цепляясь друг за друга мостами, словно абордажными крючьями. Утром глянешь в окно — а там не та улица, что была накануне вечером. Ещё говорили так: несть числа островам в Океане, несть числа мостам в Кааме — и это был единственный слух, который местные жители распространяли сами о себе с превеликим удовольствием.
Мосты, конечно, можно было легко подсчитать… но зачем?
Шли годы, и Каама постарела: волны размыли некогда крепкий фундамент, сырость на мягких лапах прокралась в дома и поселилась там надолго; просели деревянные причалы и любой, даже слабый шторм справился бы с ними играючи. Так бывает — города, как и люди, не могут защититься от беспощадного времени. Но однажды в гавань вошел фрегат, чьи паруса в предрассветном сумраке еле заметно светились, и на пристань сошел высокий светловолосый человек. Огляделся, улыбнулся лукаво и коротко бросил: «Мне здесь нравится». «Лайра обосновался в Кааме? — усмехнулся Капитан-Император, когда ему об этом доложили. — Что ж, трухлявому королевству — трухлявую столицу!»
А неназываемый дух, уже почти забытый всеми, неотступно следовал за светловолосым человеком, следил за каждым его движением, ловил каждое слово с трепетом: неужели? Разве бывает так, что старые времена возвращаются, вслед за старостью приходит молодость, осмелевший было шторм получает по зубам и трусливо отступает за горизонт?!