— И ты видел эти… результаты?
— Я… — пересмешник скрипнул зубами. — Да, видел. Это вышло случайно, я просто перепутал двери и попал в лабораторию. Там… там было много всяких устройств, от одного взгляда на которые просто голова кружилась, и хотя мне случалось видеть механику и посложнее, они показались весьма… необычными. Я пошел дальше, решив поискать что-то ещё более интересное, и вдруг увидел стеклянный сосуд, заполненный зеленоватым дымом. На дне сосуда лежал мертвый крикун — с его живота была снята кожа, а тело до самой шеи обволакивала какая-то масса, похожая на студень. Она колыхалась, будто живая… будто дышала. Сам не знаю, зачем это было мне нужно, но я приблизился и, вроде бы, коснулся стекла рукой…
Тут Хаген замолчал надолго, чувствуя, как внутри всё дрожит и сжимается. Крейн терпеливо ждал, пока пересмешник придет в себя, а «Невеста ветра» очень осторожно коснулась его сознания, на свой лад пытаясь успокоить.
— Я никогда раньше не чувствовал чужой боли… — отрешенно проговорил оборотень. — Ну, конечно же, здесь мне многое довелось пережить, но тогда всё было впервые. Крикун был жив, и он испытывал такие страдания, что не мог не обрушить их на первое попавшееся живое существо. Не знаю, как Рейго мог там находиться? Он же чайка, он восприимчив к мыслеобразам… В общем, я отшатнулся в ужасе и невольно сдернул покрывало со стоявшего рядом большого чана, тоже стеклянного. В нем… в нем был человек. Точнее, некое существо, когда-то бывшее человеком… или даже магусом. Оно тоже не было мертво и смотрело на меня так… умоляюще! — Хаген внезапно охрип, но продолжал говорить; слова лились из него, как льется вода во внезапно открывшуюся пробоину. — Его глаза говорили: «Убей меня!» А я не мог… Это бы поставило под угрозу весь мой план — план, стоивший нескольких лет жизни! И ведь… он был там… не один!
— Сколько? — отрывисто спросил Крейн.
— Не меньше десяти… — ответил Хаген и вдруг ощутил странное опустошение. Эта история, о которой он до сих пор никому не рассказывал, была похожа на шип, засевший в ране. Теперь его удалось выдернуть… и, быть может, рана заживет? — Я не мог считать, просто выскочил оттуда при мысли, что все они обратятся ко мне с одной и той же просьбой…
Услышав следующий вопрос Крейна, оборотень не поверил своим ушам и удивленно уставился на капитана.
— Там были крылатые люди? — повторил Феникс, странно морщась, словно ему самому было неприятно спрашивать о таком. Хаген медленно покачал головой. — Хорошо. Это всё, что ты видел?
— Да, — проговорил пересмешник. — Капитан, я не…
— Достаточно, — перебил Крейн. — Ты не должен больше ничего мне рассказывать. Можешь идти.
Хаген с радостью воспользовался этим разрешением и лишь позже почувствовал легкую обиду: капитан явно знал о лаборатории намного больше, чем ему самому удалось выяснить за годы службы. Рейго ревностно хранил свою тайну… Но, выходит, Крейн вовсе не был столь далек от жизни Яшмового дворца и его обитателей? Ещё одна загадка.
Хотя, если поразмыслить…
Пересмешник вспомнил о молчаливом вороне, который инкогнито приезжал к его хозяину несколько раз в году. Легенды говорят, что древняя алхимия была уделом именно клана Корвисс, но сами Бдительные не раз клялись памятью предков, что полностью утратили секреты этого страшного искусства.
А «Крейн», как случайно выяснил Нами, — одна из ветвей семейства Ворона!
«Я не хочу об этом знать, — подумал оборотень. — Он не тронул мою тайну, так пусть и его собственная тайна остается в неприкосновенности!» Эту фразу он за несколько дней повторил про себя не меньше тысячи раз, но легче от этого не стало: Хаген впервые в жизни изнывал от любопытства.
Жизнь, между тем, текла своим чередом. Эсме исцелила всех отравленных; Нами с радостью вручил Кристобалю Крейну тетрадь, в которой были записаны, по его словам, наиболее интересные и необычные легенды из собрания, хранившегося в библиотеке; рабочие заканчивали приготовления ко дню, когда грейна должна была отправиться туда же, куда ушли тысячи лет назад её создатели — в небытие.
И вот настал момент, когда они вчетвером — Нами, Крейн, Хаген и Умберто — стояли на том же месте, откуда впервые увидели черную тварь, весьма метко стрелявшую по всему, что двигалось в обозримом пространстве. Вечерело; водовод перестал работать ещё в полдень, но пока что никаких изменений они не заметили. Нами нетерпеливо ходил по утоптанной полянке, вертел в руках подзорную трубу, которую один раз едва не уронил с обрыва. Умберто скучал, Хаген предавался раздумьям, а Крейн стоял неподвижно, словно статуя, устремив взгляд на полуживую машину.
— Начинается, — сказал он неожиданно. — Смотрите!
Грейна заколыхалась, хотя ветра не было. И без подзорной трубы было видно, как её плоское тело пошло пузырями, словно его поджаривали, а потом начало таять. Края черного покрывала опускались всё ниже и ниже, от них отрывались куски и падали. Вскоре грейна уже ничем не напоминала то грозное оружие, к которому нельзя было подойти на пушечный выстрел: от неё остались неряшливые лохмотья, а потом в один миг они рассыпались тучей не то пыли, не то пепла…
Почему-то Хаген вспомнил о Стражах Эльги — они исчезли именно так.
— Эта машина пережила своё время, — произнес Крейн, будто прочитав мысли своего матроса. — Быть может, люди ещё создадут нечто подобное… когда-нибудь.
— Быть может, — эхом откликнулся правитель. — И всё же мне её жаль.
— Вы странный, Нами! — магус покачал головой. — После всего, что случилось…