Звёздный огонь - Страница 78

Повеяло холодом — их теперь осталось пятеро, и Хаген с внезапным облегчением понял, что скоро всё закончится. Его охватила усталость не тела, но души; сабля сделалась тяжелой, а скользкая от чужой крови рукоять так и норовила выскользнуть из стиснутых пальцев. За одну эту ночь он убил больше народа, чем за десять лет службы у дядюшки Пейтона… нет, у Его Величества Аматейна.

Пора взглянуть правде в глаза.

Он лгал себе, говоря, что рассчитался с Пейтоном Локком за обман и за то, что любящий дядюшка отнял у них с Триссой возможность быть счастливыми, или просто — возможность быть. Пейтон сделал его убийцей, Аматейн — дважды предателем, так он твердил себе, отыскивая тайные пути в Яшмовую твердыню, чтобы наконец-то свершить месть за клан, за Триссу, за самого себя. А когда шанс, которого пришлось дожидаться несколько лет под личиной старого слуги лорда Рейго Лара, наконец-то представился, он… его упустил. Он подчинился Ризель столь безоговорочно, словно был на самом деле её слугой, причем верным и преданным, готовым отдать жизнь за свою госпожу.

Что же с ним произошло?..

…на скользкой палубе ты спотыкаешься, падаешь на одно колено — и тотчас же получаешь удар в спину. Темнеет в глазах, твой хребет превращается в раскаленный железный прут, и на миг кажется, что руки и ноги тебя больше не слушаются. Это конец? Нет. Ещё нет…

В тот момент, когда Хагену показалось, что он больше не выдержит, его противник рухнул на палубу. Пересмешнику некогда было рассуждать, что послужило этому причиной, но одно он точно знал: ни одна из ран матроса не была смертельной. Смерть наступила не от удара саблей, она… упала с неба.

Смерть была чернее безлунной полночи, у неё были два клинка и огромные крылья; она вертелась и крутилась, нанося удары такой силы, что матросы попросту разлетались в стороны. Радуясь внезапной передышке, Хаген отступил, чтобы ненароком не попасть под горячую руку смерти. Он сомневался, что его успеют узнать прежде, чем отправят на тот свет.

Черные крылья сбивали матросов с ног, не давая подобраться к их обладателю, в чьем облике уже не осталось ничего человеческого. На миг встретившись взглядом с крыланом, пересмешник содрогнулся: бирюзовые глаза были холодны и безжалостны, а саркастическую усмешку, к которой он так привык, сменил хищный оскал. Хаген раньше и не замечал, что у Джа-Джинни такие острые зубы.

«Сзади!» — крикнул кто-то, и пересмешник, обернувшись, еле успел парировать удар. Сабля выскользнула из руки его противника, но здоровенного матроса, ничуть не уступввшего в росте грогану Бэру, это не смутило — и спустя всего мгновение Хаген отлетел к фальшборту. «Вот теперь точно всё…» — промелькнула на удивление равнодушная мысль, и тут матрос замер над пересмешником, глядя куда-то за борт.

Лицо у него было озадаченное.

…внезапной волной безграничной любви тебя как будто сбивает с ног, а потом в усталом до полусмерти теле откуда-то появляются новые силы. Связующие нити пульсируют, врастая в твою плоть и в душу, и теперь уже не остается никаких сомнений в том, что вы — единое целое.

И это навсегда.

Абордажные крючья «Невесты ветра» пронзили борт черного фрегата, и вслед за этим она закричала. Её крик был исполнен ярости и боли, как если бы фрегат повиновался капитану из последних сил, вопреки собственным желаниям. На палубу вражеского корабля ринулись матросы Крейна, и Хаген с трудом поднялся, чтобы присоединиться к ним, но тут сам капитан, ухватив пересмешника за шиворот, толкнул его туда, где пока что было безопасно.

— Пушки! — севшим голосом прокричал Хаген. — Если они выстрелят в упор, то…

— Не успеют! — перебил Крейн, и в его лице было столь же мало человеческого, как и в лице разъяренного крылана.

Он оказался прав: с командой черного фрегата было покончено столь быстро, что едва ли хоть кто-то из них сумел даже подумать о пушках. Матросы вернулись на борт «Невесты»; она, нетерпеливо хлопая парусами, освободилась — и ринулась навстречу новой битве. Черный начал тонуть, а вместе с ним ушла на дно и «Быстрая»…

Оставалось ещё пять вражеских кораблей, и то ли их капитаны оказались более расторопными и умелыми, то ли просто сошел на нет эффект неожиданности, но при одном лишь взгляде на их построение пересмешник понял: самое трудное впереди. На миг охватившие его растерянность и страх исчезли столь же быстро, как появились: он на «Невесте ветра», Крейн рядом и чудеса, похоже, всё ещё продолжаются.

— Он идет! — вдруг сказал кто-то. — Лайра идет!

Пересмешник оглянулся и увидел Гарона вместе с тремя другими выжившими моряками из «Веселой медузы». Их лица были в крови и копоти — тут только Хаген осознал, что и сам выглядит весьма не лучшим образом, — но глаза сияли, а Гарон указывал рукой за борт.

Там, у берега, от пристани отошел фрегат, чьи паруса в темноте светились.

— Идиот… — пробормотал Крейн и стукнул кулаком по фальшборту. — Он решил сделать из «Луны» мишень.

— А что будем делать мы, капитан? — спросил пересмешник.

— Помогать ему, — раздалось в ответ. — И подавать пример!

«Невеста ветра» круто развернулась и направилась к одному из черных фрегатов, который, заметив её маневр, тотчас же стал поворачиваться. Хаген, не отрывая взгляда от черного корабля, считал — он помнил, какое время требуется для того, чтобы зарядить пушки и направить их на цель, — но всё-таки вздрогнул, когда раздался залп.

— Мимо, — констатировал Гарон, подходя ближе. Крейн удостоил моряка долгим взглядом, но ничего не сказал. — Мы слишком далеко, они поторопились. А у вас на борту есть песок, капитан?