В следующий миг Крейн его ударил.
Сейчас Умберто понимал, что Феникс вполне мог бы вышибить из него мозги, но отчего-то ударил вполсилы. «Я прав, — сказал он себе и принялся кончиками пальцев осторожно ощупывать распухшую щеку. — Он тоже это знает, потому и не врезал так, как мог бы». Все зубы были на месте, хотя два немного шатались, но тут и зеркала не надо, чтобы понять: с такой физиономией дня три лучше на улице не появляться, а то портовая стража проходу не даст. Умберто не вполне помнил, как добирался до гостиницы, как платил за комнату — весьма неплохую, кстати. Помянув кракена, схватился за кошелек и торопливо пересчитал содержимое — всё было на месте, до последней монеты. Значит, его сюда привели и за постой заплатили.
Быть может, его выгнали?..
Он закрыл глаза и осторожно потянулся к «Невесте ветра» — она была там же, где всегда, дремала в глубине его сознания. Ничего не изменилось, он по-прежнему был частью команды.
«Нет, всё-таки — почему он меня не сжег?!»
Кто-то осторожно поскребся в дверь; Умберто, отвернувшись и пряча разбитое лицо, крикнул: «Входите!» Появилась молоденькая служанка с подносом, от которого исходил восхитительный запах, и желудок моряка немедленно напомнил о том, что вчера обед отменился из-за пожирателя кораблей, а ужин — из-за драки с капитаном. Девчонка плюхнула поднос ему на колени и кинулась открывать окно; тотчас же лучи жаркого полуденного солнца ворвались в комнату, заставив его прикрыть глаза рукой.
— Ну я и разоспался…
— А ваш друг предупреждал, что так будет, — весело ответствовала служанка. — Он ещё попросил разбудить вас в полдень… и немного полечить.
— Друг? — переспросил Умберто. — Какой?
— Высокий, с повязкой на глазу… — Девушка сморщила нос. — Это он вас так отделал? — Прежде, чем он успел удивиться, она прибавила: — У него правая рука была перевязана. Страшный человек, по-моему!
— Да, он очень страшный, — пробормотал моряк, сокрушенно вздыхая. — И совершенно непредсказуемый. Вот ведь незадача… Что ты на меня смотришь? Неужто раньше не встречала постояльцев, которые не помнят всего, что с ними было вчера?
— У нас приличное… заведение, — сказала девушка, приняв чопорный вид. «Ох, — подумал Умберто, — что-то тут нечисто…» — Это значит, что наши клие… постояльцы тщательно скрывают провалы в памяти, даже если забывают, как меня зовут. Всегда можно крикнуть — эй, красавица! Ну, это они мне льстят, но всё равно приятно.
На счет лести Умберто был не согласен: она показалась ему более чем миловидной, а уж о жизненной силе, которую эта девушка щедро дарила окружающему миру, и говорить не стоило. Этакое маленькое солнышко вошло в его комнату, согрело своими лучами, даже заставило улыбнуться…
— Так как же тебя зовут, красавица?
Кошачьим движением она скользнула от окна прямиком на край постели, наклонилась и легко поцеловала его раздувшуюся щеку. Прошелестел горячий шепот: «Роана…» и Умберто наконец-то догадался опустить взгляд. На юбке Роаны красовался разрез, доходивший почти до пределов разумного, и нога, видневшаяся в нем, была облачена в красный чулок, на бедре украшенный кокетливым бантиком.
Девушка была вовсе не служанкой.
И находился он вовсе не в гостинице…
«Ты подонок, Крейн, — подумал Умберто, стремительно теряя прежнюю злость. — Самый предусмотрительный подонок Десяти тысяч островов!»
Больше он ни о чем не думал, потому что Роана, как ей было приказано, начала лечить своего клиента…
Крейн, отправившись «пристраивать Умберто в надежное местечко», назад так и не пришел; Эсме тихо исчезла рано утром и её уход почувствовала только «Невеста»; возвращения помощника капитана пока что не предвиделось, а Джа-Джинни при свете дня не мог высунуть на палубу даже одно перышко.
Хаген остался на «Невесте ветра» полноправным хозяином.
Поначалу его обрадовала открывшаяся свобода действий, и первая половина дня миновала без забот и тревог, но потом оборотень вдруг вспомнил о случившемся накануне ночью и о предстоящем разговоре с посланником вербовщика-имперца. Крейн пересказал своему двойнику беседу с Гарфином, но кое-что важное упустил: как же изменится поведение вербовщика после истории с Роланом? Пересмешник вовсе не был настолько наивен, чтобы полагать, будто о причастности «Верной» к внезапному исчезновению молодого рыбака не станет известно никому. Крейна и Умберто видели в поселке, а кто-то мог даже слышать, как они спорили с Роланом, да и слово «печать» наверняка звучало там, в гавани, часто и громко.
Вспомнив о Ролане, Хаген выругался: он совсем забыл о поручении Крейна, которое следовало выполнить ещё утром. Накануне ночью капитан отослал рыбака в море с наказом держаться как можно дальше от любых фрегатов, даже не отмеченных знаком эверрской портовой охраны, и вернуться, лишь когда позовут. «А мои мать и сестра?» — спросил парнишка, хмурясь в тревоге. «О них позаботятся», — ответил Крейн.
— Проклятье, как я мог забыть? — пробормотал оборотень и быстрым шагом направился в капитанскую каюту, где лежал на столе подготовленный Крейном кошель с деньгами, которых родственницам Ролана должно было хватить на переезд в более приличный дом. «Потом, быть может, ты заберешь их отсюда», — сказал Крейн, и Хаген только в этот миг почувствовал связующую нить между «Невестой ветра» и её новым матросом.
И когда капитан успел протянуть её без рукопожатия?..
С досадного упущения, причиной которого была странная забывчивость оборотня, началась череда мелких неприятностей. Сначала он слишком долго искал матроса, которого можно было бы отправить в поселок, потом вдруг увидел на причале одного из эверрских корабелов — мастер стоял, разглядывая фрегат, и как-то странно улыбнулся, заметив на борту навигатора. Кое-кто из матросов тоже обратил внимание на нежданного гостя, и пересмешник отчего-то почувствовал себя неумелым кукольником, которому поручили управлять целым театром: связующие нити в его руках начали путаться, а потом натянулись так, что заболела голова. Боль была похожа на густой туман, который заволакивал всё вокруг, угрожая лишить оборотня не только зрения и слуха, но и контроля над собственным лицом.